На веранде шум, стук, голоса, дверной скрежет – как-будто внесли и передвигают по полу что-то тяжёлое.
На эти звуки собирается всё семейство. Даже кот Филька пришёл посмотреть. Входная дверь открывается пинком – папа с трудом втаскивает в коридор огромную деревянную конструкцию. Под аккомпанемент металлических пружин и гул незакрученных гаек. “Нечто” минует порог и оказывается в самом центре большой комнаты.
- Вот. Станок для живописи привёз. В школе не нужен стал, а работать очень удобно.
Папа вытирает рукавом пот со лба и поправляет сползшую на глаза шапку.
- Только надо его в нормальный вид привести, почистить...
- Только, пожалуйста, не в квартире – тут же парирует мама.
Тем временем, я осматриваю этот новый странный предмет интерьера: две балки по краям, одна посередине, тяжёлое основание с металлическими ножками, полочка – я раньше таких не видела. Дерево уже потемнело от времени, лаковое покрытие осталось только в некоторых местах и вся-вся поверхность конструкции забрызгана, замазана, зашлёпана масляной краской в таких неимоверных комбинациях и количестве, что больше напоминает своей разноцветной фактурой кожу сказочного дракона.
Походив вокруг, покрутив гайки, подвигав вверх-вниз “собачку”, потерев пальцами лысину, папа всё таки решает пока отправить нового “друга” в сарай.
- Паааап! Мама обедать зовёт! – я засовываю голову в приоткрытую дверь мастерской. Сугробы намело огромные – дверь не открыть, а к мастерской ведёт узкая расчищенная тропинка, я еле дошла по ней в гигантских дедовых валенках.
- Ага, сейчас... Заходи, давай, сюда: холодно на улице. Смотри, что получается.
И как он увидел, что я посильнее запахнула наспех накинутую куртку? Захожу в папин “храм”, он же переоборудованный сарай. Хозяин, полыхающий от работы, покрытый слоем цветной пыли, колдует у обновлённого мольберта.
- Ещё аэрографом поверх задую – и можно писать!
Запах мебельного лака, пыльной древесины, стружки и краски. В освещённой двумя настольными и одной подвесной лампами, нагретой электропечкой мастерской, прямо посередине царственно стоит мольберт, в чёрном сиянии обновлённого внешнего вида. Ну, просто жених на провинциальной свадьбе!
- Какая красота! – я аж зажмуриваюсь.
- И удобство! Устойчиво, угол наклона хороший. А вот сюда можно этюдник с палитрой поставить.
Раскрасневшийся от печки и работы, папа дирижирует банкой с краской, зажатой в левой руке: “Теперь и маслом писать можно”. И через паузу: “И тебе бы тоже попробовать”. Он подмигивает. И его хорошее настроение разливается во мне вместе со всеми звуками, запахами, обстановкой, кружит голову от жара в мастерской после колющего щёки морозца и от блеска папиных глаз. Вот и пришло время доставать из подполья заветную коробку с масляными красками, таинственную и ароматную.
Столько впереди интересного и нового. Столько удивительного и прекрасного! И папа обязательно возьмёт меня в это потрясающее, увлекательное приключение.
Вот, и мольберт почти готов.