Страница за страницей. Папина рука переворачивает глянцевые листы. Тишина, только слышен стук посуды на кухне.
- Ш-ш-шик! – скрипка на окне сменяется новой репродукцией. На меня смотрит большим умным глазом красный конь.
К нам в садик каждый день привозит продукты Орлик. У него такие же черные глаза с длинными, опущенными вниз ресницами. Он смешно фыркает и показывает нам свои подковы. Но ведь Орлик серый и «в яблоках», как говорила воспитательница?!
- Папа, почему конь красный? - недоумеваю я.
- А ты вспомни, как мы вчера шли из садика. Помнишь? Было такое большое красное солнышко…
Папин голос становится все тише, тише, растворяясь в голубоватом тумане вчерашнего вечера.
Мы идем по неровному, в трещинах, тротуару, по обеим сторонам которого затаились большие фиолетовые дома. Голубоватая дымка размыла их очертания, отчего вроде бы знакомый двор кажется каким-то сказочно – волшебным городом. Деревья шелестят, как потрясываемый невидимым музыкантом бубен. На всякий случай я крепко держу папу за руку – мало ли что. Воздух напоминает сейчас синевато-голубой кисель, в котором тонет огромное, каких-то совершенно исполинских размеров красное солнце. На горизонте розовато – лиловое марево вокруг него оттеняет совсем нереальный цвет неба.
- Смотри, Катюш, какая красота! – восхищенно удивляется папа, сам ошарашенный необыкновенным видением, и поднимает меня за пояс повыше. – Солнышко садится. Смотри, как сияет! А ты говоришь – лучики…
Это правда. Еще накануне я старательно объясняла папе, что лучики у солнца – такая же неотъемлемая часть, как черный нос у соседского шпица Кузи. Как же оно светит-то без лучиков?! Нет, так не бывает!
Дела!.. Сейчас я не могла привести ни один довод в свое оправдание. Да что там довод – я пошевелиться-то не могла! Как завороженная смотрела я на медленно шествующее за горизонт светило. Низко-низко и совсем рядом завершало оно свой тяжелый трудовой день, так близко, что кажется – протяни руку, и можно отщипнуть от него частичку. А жар его как будто обжигает лицо и ладони, обращенные к чуду.
Так и глядели мы, молча на природную «аномалию», пока не мелькнул в окнах соседнего дома последний розоватый «заяц», а папино лицо, так преобразившееся во время чудесной иллюминации, еще долго потом хранило его печать и еще след чего-то прекрасного и навеки потерянного.
Голубоватый туман медленно рассеялся и, по мере его исчезновения, все отчетливее звучал папин голос:
- Вот он и несет в себе кусочек солнышка, отражает его сияние.
Глажу рукой бумажную красную шею – холодный ожог глянца и… едва заметно тепло наполняет пальцы, ладонь и, поднимаясь выше, не спеша, распространяется по всему телу.
Солнце…
Перед сном мама целует меня в лоб, и, подтыкая с боков одеяло, желает спокойной ночи. Закрываю глаза. Мгновение, и огромный красный солнце–конь ровно и уверенно ступает по голубым валунам, косит на меня добрым черным глазом и, неспешно, увозит своего юного наездника в безбрежное воздушное пространство, в будущее, туда, куда уводят мечты и беспечные детские грезы.