Ох, какая плохая была идея: пойти посмотреть порт в вечернем свете! А распить бутылку "Пино Нуар" под мостом "за встречу на земле бельгийской" ещё хуже.
Кажется нуар там было больше, чем пино, потому что мы, все трое, быстро перестали ровно стоять на ногах. Но хуже всего было решение пойти погулять в еврейский квартал, а ведь портье в отеле сразу предупредил: там или свои, или бандиты - туристам лучше не соваться. Но ведь запретный плод всегда сладок, особенно, если ты впервые в Антверпене и рядом весёлые друзья.
По неровным камням Гроте-Маркт, то и дело выскальзывающей из-под подошв и уже разгорающейся огнями вечерней иллюминации, мимо городской ратуши и фонтана Брабо (как он необычно выглядит в вечернем свете: будто разобранный на части, и отдельные фрагменты потеряны!) направились было в сторону гостиницы, но потом решили, что первая ночь в городе, тем более, попадающая на канун Дня всех Святых, должна быть волшебной, и свернули в Квадратную милю.
По правую сторону от сияющего купола городского вокзала, рассыпающегося искрами бенгальского огня вдоль Pelikaanstraat, мимо гостиничных дверей, украшенных композициями из тыкв и летучих мышей, торчащих из цоколей фонарей ведьминских мётел, самых разнообразных по форме и качеству оранжевого света фонариков, подталкивая и придерживая на поворотах друг друга мы добрались до Бриллиантового квартала. Цепочки ресторанных вывесок вперемешку с кофейнями и бутиками сменились по мере продвижения чехардой надписей всех возможных шрифтов: "Elison", "Diamond Creations", "Antverp Diamond District", сияющими витринами, стильно и дорого оформленными входными группами. Пляшущие в полутьме светящиеся буквы, цветовые переливы бриллиантовых граней в толстом стекле витрин, рыжие скачущие огни подсветки - всё бешено кружит в странном магическом хороводе.
- И эти ещё прямо под ноги суются! - Макс пнул кончиком кроссовка "выскочившую" из тёмно-пёстрого букета игрушечную фигурку ведьмы в колпаке и с метлой. Кукла подпрыгнула на встроенной пружине, зашаталась из стороны в сторону и залилась мерзким тонким хихиканьем.
- Фу, чёрт! Гадость какая! Ещё и так паскудно хохочет... Собрать бы всю эту дичь и сжечь.
- Макс, ты аккуратнее, а то потом во всех новостных каналах Антверпена: пьяные русские устроили погром в Бриллиантовом квартале.
- А что, были прецеденты?
- В прошлом году была история - парни поддали после качалки и грабанули "спортинвентарь". А потом убегали со штангой от полицаев да так, что те не могли догнать. Штангу позже, протрезвев, продали за 100 евро в комиссионку от греха подальше.
- Сочинитель ты, Фёдор!
- Ага, придумай такое!
- Парни, идём-идём дальше, вон, уже в какие дебри забрались - не то, что бриллиантами не пахнет, уже и дорога сто раз направление сменила. Вы вообще понимаете, где мы?
Поредевшие пешеходы заметно изменились по мере удаления от крупных транспортных и социальных объектов. Сплошь одетые в чёрное мужчины с пейсами под широкополыми шляпами, казалось, не замечали заплутавших туристов и торопились завершить ежедневные дела. Даже молодой хасид, на вид примерно лет двадцати пяти, открепил стоящий у лавки мотоцикл, снял мафтир-гитл, сунул её в глубокий карман, нахлобучил поверх кипы защитный шлем и умчался в темноту, развевея полами длинного сюртука.
- Жутковатенько как-то...
- Ну, они как картонные декорации или актёры-статисты - будто сейчас что-то случится, в лучших триллерских традициях.
- Спокойно, сейчас спросим у кого-нибудь дорогу.
Фёдор взял на себя роль переговорщика. Высокий, крупный, с широким открытым, славянского типа, лицом и приятным тембром голоса, он обычно с первых секунд располагал к себе. Медового оттенка волосы, длинноватые и непослушные, но аккуратно уложенные, дорогое пальто цвета кэмел, элегантные кожаные туфли - он явно не походил на грабителя или местного авантюриста.
- Excuse me! Can you tell me...
Чёрная бородатая фигура проскользнула мимо.
- Good evening!
Будто с воздухом разговаривает.
- Hello, can you help us?
Нас нет. Одинаковые чёрные силуэты несутся по произвольным траекториям, даже не глядя в нашу сторону. Будто находишься внутри картины Магритта, только вместо размноженного джентльмена в котелке - ортодоксальный иудей, безликий, немой, не человек - тень.
Холодок пробежал по спине.
- Так, всё хорошо, собрались. Может они просто не говорят по-английски? Немецкий кто-нибудь знает? Нет? Тут же 3 официальных языка. Макс, попробуй по-французски.
Худющего высокого Макса, каштановолосого и светлоглазого, легко можно было принять за голландца с северной части Рейна (могу поклясться, я видела его лицо на одной из картин Тербоха), если бы не тату на шее на латинице: "Я такой же, как вы, хулиган". Он кутался в кожаную куртку Schott.
- Bonjour, dites-moi, s'il vous plaît, comment aller à la gare? (Здравствуйте, подскажите, пожалуйста, как пройти к железнодорожному вокзалу?)
Мимо. Очередная тёмная "картонка" скрылась за углом.
- Вот, блин, и телефон "сел"! Кать, у тебя карта не установлена?
- Нет. И интернета нет, я в роуминге не подключала. Макс?
- А я вообще телефон в номере оставил - мы же с вами просто до порта и обратно собирались.
- Вот это уже хуже...
- Ребята, ну, это же цивилизованная страна, большой город: просто будем двигаться, куда-нибудь да выйдем, везде же люди.
- И нелюди, похоже, тоже...
Я тоже заметила эту тень, постепенно разрастающуюся и темнеющую. Она преследует нас уже три квартала, то скрывается в арочном проёме, то припадает к стволу случайного дерева или каменной стене, но с каждым нашим шагом она растёт, чернеет и осмелевает - то ли волк, то ли шакал наблюдает за незваными гостями, пригнув к земле плоскую голову и выставив вперёд крупные передние лапы. Теперь уже она была размером с 3-этажный дом. Животного под тенью не было.
- Я думала, мне показалось.
- А вы тоже всё ещё слышите этот смех? Он то затихает, то снова усиливается...
- Ребята, мне страшно!
- Пойдёмте быстрее отсюда.
Фигуры случайных прохожих развеяло всё нарастающими порывами ветра, золотистый свет заметно померк и от редких чёрных деревьев и чугунных пикообразных наверший ограды синагоги, стало особенно темно и жутко. Скорее прочь от этих каменных резных флеронов-крестоцветов, ядовитыми сорняками торчащими на шершавой поверхности каменных стен зданий, от холода закрытых ставен, от дикого ужаса надвигающейся хищной тени! Длинные костлявые руки-ветви протянулись, переплелись, бросились в погоню.
- Аааааааааааа!...
Быстрее, быстрее... Из чёрного тупика в соседнюю узкую улочку, вдоль бесчувственной геометрии стекла, металла и бетона, снова в каменный мешок двора и снова на мощёный пустырь одиночества и опустошённости с то и дело выпирающими наружу архитектурными локтями, плечами, коленями разностилевых выродков старого города. Порывы ветра, холодные ошмётки чего-то мерзкого и сырого в лицо (то ли последние слипшиеся листья, то ли паутинные клочья), завывание шквала, гулкий стук подошв об асфальт, скрежет когтей по камню, клубы пара сбившееся дыхание, вязкая грязь под ногами, мелькание рук, испуганных глаз, готических шипов и башен, велосипедных парковок, стоковых решёток, осколков теней, вдавленной тротуарной плитки, тёмных пустых глазниц оконных проёмов...
- Он всё ещё гонется за нами?
На бегу приходится кричать, разнося звук эхом вдоль уличных закоулков.
- Не понятно.
- В иудейской культуре вроде же нет оборотней? Что это тогда?
- Самое время про культуру задуматься! Ноги бы унести. "Вервольф" (волк-оборотень), от германских пиетистов до еврейской традиции здесь рукой подать.
Фёдор резко тормозит и тяжело отдышивается. Он согнулся пополам, уперев ладони в колени.
- Больше не могу... Давайте здесь передохнём, вроде оторвались... Рабби Элеазар из Вормса был уверен, что Бог уже при сотворении человека предполагал его будущим оборотнем. Воспользовавшись одним из вариантов толкования Писания, по которому первым 11 буквам еврейского алфавита ставятся в соответствие последние 11 букв (т.н. «алеф-ламед бет-мем»). Там всё сложно... Фух... В общем, детям, родившимся в самые тёмные и мистические дни года, прямая дорога в оборотни.
- Жесть конечно... До сих пор коленки трясутся. Эти, в шляпах ещё!.., - пот холодной струйкой сбежал по моей спине.
- Тут хотя бы фонари. Совсем черно стало.
- Ребята, кажется у арки какие-то люди, давайте попробуем ещё поспрашивать.
В рыжеватом, мелким бисером сыплющемся свете дверного фонаря, вырисовывались несколько силуэтов - запирающие после рабочего дня лавку торговцы готовились разойтись по домам. "Hey, can I help you?" - женский силуэт помахал нам. Фёдор первым бросился вперёд, мы поспешили за ним.
- Привет! Пожалуйста, подскажите, как выйти к Центральному вокзалу? Или к Большой площади? Мы заблудились.
- Конечно! Пройти к Grote Markt будет быстрее и удобнее. Идёте вдоль этой улицы, через 2 дома поворачиваете налево. Там такая яркая подсветка. По широкой улице идите прямо, пока не увидите шпиль Onze-Lieve-Vrouwekathedraal (Собора Антверпенской Богоматери) - он один, светится золотым светом - не перепутаете, точно. Следуйте за ним. Он рядом с площадью.
Девушка бегло говорила на хорошем английском. Её светлое и какое-то чистое лицо будто сияло: медно-рыжие яркие волосы вились мелкими кудрями, собранные в две лёгкие широкие косы, они отблёскивали задорными искорками. Золотисто-карие глаза в обрамлении таких же рыжеватых ресниц, яркая некрупная родинка над правой бровью особенного тицианово-красного оттенка, тонкий абрис верхней губы - всё выглядело естественным и волшебным одновременно.
- Вы же русские?, - она слегка улыбнулась, - на Площади зайдите в кафе к Марии. Она русская, сегодня всю ночь работает: отдохнёте и согреетесь.
- Спасибо большое! А много у вас тут собак бродит?
- Беспризорных собак здесь нет, а домашних больше держат в Брюсселе.
Поспешите. И не оглядывайтесь. Кафе так и называется, "У Марии". Зайдите обязательно.
- Вы нам очень помогли. Спасибо!
Пламенная девушка махнула ладонью и разбросав по ветру огневые сполохи длинных прядей растаяла в темноте.
- Бежим! Теперь путь проложен - осталось добраться. Ночь совсем. Какое-то чудо, что мы её встретили!
- Бежим. Даже прислушиваться не хочется.
- Да, вроде пока тихо.
И мы бросились в зияющую пустоту улицы.
Кафе сразу обдало теплотой и светом: будто в объятиях старого друга, с первых секунд стало уютно и спокойно. Мягкий оранжеватый свет торшеров, мерцающие огоньки точечных осветителей, запах только что разломленного свежего хлеба и сахарной пудры приглашали пройти из прихожей в основное помещение. Шаг вперёд. А дальше глазам открылось удивительное - всё пространство кафе было заполнено Ангелами. Деревянные ярко раскрашенные храмовые Ангелы, местами с облупившейся краской и достаточно потрёпанные, но хорошо сохранившиеся; литые бронзовые Ангелы-подставки под свечи; разноразмерные керамические скульптурки Ангелов в канонических позах; навесные рельефы с Серафимами; золочёные головки купидонов; ростовые алтарные фигуры; куклы в виде Ангелочков всех возможных возрастов; пластиковые формованные статуэтки Херувимов; православные иконописные изображения на подставках, скульптуры из папье-маше разной степени реставрации; картонные модели; рождественские ёлочные игрушки; вырезанные из камня кабинетные фигурки, гипсовые крылатые отливки; тяжёлые чеканные серебряные, лёгкие ажурные из бельгийского кружева, готические, популярные пупсообразные, тонкие хрустальные, прозрачные стеклянные, витые проволочные - целое ангельское общежитие!
- Ах! Как в храме всех религий!
- Именно! У нас каждому найдётся место. Проходите смелее.
Хозяйка бегло заговорила по-русски. Немолодая (но сколько ей: 40? 60? На первый взгляд и не определишь) крепко сложенная, но лёгкая в движениях женщина в винного цвета тунике и накинутым поверх тёмно-синем кардигане. Её пепельные с лёгкой проседью волосы, длиной пониже плеч, небрежно схвачены в хвост, на лице ни грамма косметики, но выглядит оно свежо и располагающе. Взгляд светло-карих глаз, внимательный и тёплый, успокаивающий и какой-то родной.
- Наверное, вас Эстер прислала? Вы же русские?
- Эстер?
- Ну, высокая красная девушка: косы вот такие. На лбу родинка. Эстер из еврейского квартала.
- Да, это она, девушка с родинкой. Мы заблудились.
- Располагайтесь, сейчас вас согреем. Глинтвейн?
Она не дожидаясь ответа ушла в кухню и загремела посудой.
- Она потому и Эстер. Её мать, когда была беременна, приходила ко мне посмотреть русские книжки с картинками, а в эту прямо влюбилась - "Сказки Пушкина". Всё на рисунок налюбоваться не могла: "Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит". А когда девочка родилась, над бровью эта родинка, маленькая, еле заметная, она аж затряслась вся: "Моя Эстер, моя звёздочка!" А меня Мария зовут.
Она выглянула из дверного проёма.
- Усаживайтесь, скоро будет готово.
- Как хорошо тут у Вас! Волшебно.
- Да, люблю, когда Ангелов много. Они все своё "отслужили": каких-то списали из церквей, какие-то после повреждений и требуют заботы, многие подарены или найдены. Теперь, можно сказать, они на заслуженном отдыхе, поправляются постепенно, но силы и света в них по-прежнему много. Мария ласково погладила округлой ладонью золочёное крыло ростовой деревянной фигуры Архангела Михаила.
- Путешествуете? Впервые у нас?
- Да, мы на 5 дней всего приехали. Столько всего посмотреть хочется: вот, не получилось всего подрассчитать - если бы не Вы с Эстер... А Вы из России?
- Не совсем. Но, можно сказать, что и из России...
Слово за слово, глоток за глотком, тепло и нега маленькими мягкими комочками вошли в тело, разлились по капле по всем укромным закоулкам организма, расслабили и стёрли все переживания уходящего дня. Восхитительный цитрусовый дух, радостный и лучезарный, золотыми потоками заструился по разомлевшим членам, наполнил сердце любовью и благодарностью. А может, это сама Мария с её верными крылатыми друзьями в считанные минуты излечили от страха и беспокойства, защитили и восстановили жизненную энергию? В ароматном мареве кафе за душевным разговором казалось, что сами Ангелы тихо перешёптываются, чуть склонившись друг к другу и смахивая остатки сухой краски и старого лака.
Рассчитавшись и попрощавшись с хозяйкой, совсем глубокой ночью по уже знакомой улице мы добрались до отеля. Едва моя нога переступила порог номера, за окном с шумом и свистом обрушился дождь, но я его едва заметила, почти мгновенно уснув.
В районе обеда меня разбудило смс от Макса в общем чате: "На завтрак кофе и бельгийские вафли? Напротив входа в отель есть лоток."
- А может поедим у Марии?, - парирует Фёдор.
- Через полчаса на ресепшене.
По сырым тротуарным плиткам, площадным камням, мимо умытых очистительным ливнем тыквенных декораций и помятой картонной мишуры мы легко и быстро добрались до места. Первые посетители, ещё сонные и неспешные (в Бельгии общепит открывается поздно) начали занимать места за столиками. Бойкий молодой официант принёс меню и зажёг светильник над нашим столиком.
- А Мария сегодня отдыхает?
- Какая Мария?
- Ну, хозяйка кафе. Может Эстер заходила? Мы бы её ещё раз поблагодарили.
- Эстер с родинкой? Она уже два года как вышла замуж в Брюссель. Вы, должно быть, давно у нас не были. Я позову шефа.
Вскоре к столику подошёл солидный элегантно одетый господин в годах, с серебристой бородой и аккуратными усами. Ив представился управляющим и попросил описать, как выглядела Мария, которую мы хотели бы увидеть.
- Невысокая, средних лет. Такая душевная.
- Да, тёмные с проседью волосы. На ней было такое струящееся платье кирпично-бордовое и синий кардиган...
- Мария, которая из России. Руки у неё такие, немного крупные, округлой формы.
- Кажется, я знаю, кто вас вчера встретил.
Ив вышел из гостевого зала и скоро вернулся с большой картонной коробкой. Он снял крышку и молча показал нам содержимое. На смятых листах бумаги, обложенная кусками воздушно пузырьковой плёнки лежала она - фигурка Девы Марии, похожая на изображения, которые я видела в прошлом году на передвижной выставке пермской деревянной скульптуры. Крупные ладони разведены в благословляющем жесте, грубоватые, но мягкие черты лица, застыли в выражении нежной сосредоточенности, тёмные волосы убраны под синий плат, а цвет, в который выкрашены её одежды - один в один цвет одеяния "нашей" Марии. Краски потемнели и пожухли от времени, кое-где на поверхности фигурки образовались трещины, но она была прекрасна.
- Странная была ночь, правда? А вот ЕЁ вчера привезли после реставрации. Мария из старого русского храма. Я её на Амазоне купил, много лет она была украшением интерьера кафе, а теперь я понимаю, что самое место для неё над дверью, по нашей антверпенской традиции, как раз во входной арке пусто.
Он бережно вынул фигурку из коробки и, внимательно оглядев, вышел на крыльцо. Мы последовали за Ивом своеобразной духовной процессией. В арочном углублении над стеклянной дверью кафе сияла нарисованная оранжеватая звезда.