Осень всё ставит с ног на голову: вместо привычного за горячие летние вечера эскимо хочется ароматного согревающего напитка, густого и горьковатого, вместо ночных бодрствований - уютной дрёмы под мягким светом торшера и пледовой истомой.
Даже яркое августовское небо как будто упало в городской пруд, оставив сероватую пелену над водой. Оно, обрамлённое цепочкой причудливых архитектурных силуэтов, выглядит сегодня особенно изысканно - чернёная оправа городского перстня вокруг синего агатового кабошона водоёма. Только в это время года вода в пруду не выглядит гладью - будто огромная овальная капля, выступает из берегов иллюзорно-выпуклая его поверхность, начинённая прожилками отражений, вкраплениями плавучих деталей, пятнами теней.
Похолодало.
Парк редеет. Вдоль длинных аллей промелькивает редкий прохожий: утыкается в высокий воротник, на миг озаряется случайно упавшим матовым сиянием последнего луча, поднимет за собой шлейф травяного хвороста и растворяется в городском сплине. Только липы пускают ему вдогонку последние медные листья - лёгкие парусные фрегаты на службе у времени года. Неспешно доплывают они до середины пруда, на пару мгновений останавливаются, одинокие и растерянные, и медленно форсируют стылую воду, подчинясь легкомысленным и изменчивым приказам ветра.
Кажется, что всё время разбилось на мгновения бытия, разделенные паузами, тянучими, долгими, рассредоточилось и так и не смогло собраться обратно. Неполадки в трансляции реальности.
Казалось бы, что ещё нужно для погружения в меланхолическую осеннюю атмосферу: бродить по набережной вдали от шума и суеты, вдыхать запахи городского предзимовья - дыма, диких яблок, мокрого камня и городского смога; наблюдать, как пронзительно синеет воздух и один за другим загораются огни подсветки набережной. И выдыхаемая вместе с тёплым паром суета дел и мыслей растягивается, кудрявится причудливыми узорами и исчезает в холодной пустоте.
Вдалеке на поверхности водоёма не сразу различимо лёгкое движение, но чуть сконцентрировав внимание, наконец понимаю, что пейзаж меняется - почти бесшумно из мерцающего далека ко мне приближается...
А что это?
Сумерки размыли знакомые контуры: дальний берег, островки листьев на воде, блики огней и тёмные отражения, а посередине белая вертикальная линия, постепенно увеличивающаяся в размере. Что за супрематизм!
Промаргиваюсь и пытаюсь рассмотреть странный объект. Он уже ближе. И это по-прежнему белая вертикаль, только теперь ещё с глазами по двум сторонам.
ЧТО ЭТО ТАКОЕ?
С шумным дыханием и всплесками светлая линия причаливает, выбирается на землю и, орошая меня ледяными брызгами, отряхивается. Передо мной встаёт полностью мокрая и улыбающаяся всей своей длинной, окаймлённой тёмным кантом пастью, русская псовая борзая.
- Сударыня, вы откуда и куда?
Собака тычется в ладонь мокрым чёрным носом, на длинных изящных лапах гарцует вокруг и радостно поскуливает. Совершенно обалдевшая от этой инопланетной красоты и неожиданности её появления, я не сразу замечаю бегущую по аллее фигуру хозяина:
- Простите, эта потомственная аристократка слетает с катушек, когда в сумерках что-то шевелится. Наверное утку у берега заприметила, а потом бросилась с вами знакомиться.
- Ничего. Какая элегантная девушка у Вас!
Борзая повела тонкой сухой мордой, напоследок моргнула живыми миндалевидными глазами и вместе с хозяином растаяла в синей пустоте, кудлатой дугой выгнув белую спину.
Ух, чего только не причудится осенним вечером! Не хватает только романтических всадников и протяжной, трепещущей "Ах, ты ноченька", пропеваемой чувственным драматическим баритоном! Неизбывная русская тоска вместе с поэзией европейских сумерек!
Прозрачный кобальт и неровная лазурь уступили место глубокому бархату цвета индиго. Пора домой.
Вдруг, маленькая белая блёстка крутанулась в воздухе и осела на чёрный лацкан пальто: снежинка! Стройная, изысканная, родная - ещё одна предвестница следующего сезона мерцающей белизны. И ещё одна. И ещё. Целый бездонный сырой снегопад: на щёки, в глаза, в губы! Прощай, осень! Добро пожаловать, зима!